Введение

В англоязычной культуре Томас Стернз Элиот (1888-1965) занимает особое место. Прежде всего он известен как поэт. Его имя заслуженно ставят в один ряд с именами выдающихся поэтов ХХ века: У.Б.Йейтса, Э.Паунда, П.Валери, П.Клоделя, Р.М.Рильке и др. Если в начале нашего столетия Элиот считался экспериментатором в области английского стиха, создателем авангардного искусства, то с середины 40-х годов он становится “мэтром” английской поэзии. Образованный читатель видит в нем автора программных для английской литературы поэтических произведений: “Бесплодная земля” (1922), “Пепельная среда” (1930) и “Четыре квартета” (1943). Эти поэмы делают Элиота классиком еще при жизни. В 1948 году ему присуждают Нобелевскую премию по литературе.

Однако роль Элиота в англо-американской культуре не исчерпывается поэтической деятельностью. Он заявляет о себе не только как поэт, но и как видный литературный критик и культуролог. Его теоретические воззрения, высказанные в первой книге эссе “Священный лес” (1921), во многом помогли английскому и американскому литературоведению преодолеть, во-первых, ориентированность на эмпирические факты и, во-вторых, импрессионистичность и субъективизм, свойственный поздней викторианской критике. Более того, теория поэзии Элиота оказала заметное влияние на развитие отдельных направлений в американской “новой критике”.

Поэтому не удивительно, что литература, посвященная Элиоту, столь огромна. Она насчитывает многие десятки монографий и тысячи статей. На сегодняшний день наследие Элиота весьма досконально изучено. За 30 лет, прошедших со дня смерти поэта, элиотоведы собрали и опубликовали самые подробные сведения о его биографии,[1] установили основные принципы и категории поэтической теории, проанализировали систему образов, метрику и ритмику его произведений.[2] Было предложено множество концепций, подходов к творчеству Элиота. Сугубо частным проблемам посвящаются уже не статьи, а целые монографии, предлагающие разбор какого-нибудь мотива или образа в одном из произведений Элиота.[3]

Наиболее значительным достижением элиотоведения последних двух десятилетий в области текстологии стала публикация чернового варианта поэмы “Бесплодная земля”, считавшегося утерянным.[4] Это издание, снабженное подробнейшими комментариями, открыло исследователям-аналитикам последовательные стадии работы над поэмой, все нюансы элиотовского замысла, что позволило во многом уяснить как толкование поэмы в целом, так и трактовку отдельных образов[5]. Также немаловажным событием стал выход в свет в 1988 году полного откомментированного собрания писем Элиота[6].

Все вышесказанное может привести к мысли, будто элиотоведение себя исчерпало, и современный ученый может внести в науку нечто новое лишь в том случае, если он обратиться к частной, узкой проблеме.

Чтобы опровергнуть данное утверждение, нам придется сделать краткий обзор основных тенденций в изучении творчества Элиота. За последние 70 лет (со дня опубликования поэмы “Бесплодная земля”) оно стало объектом анализа практически всех направлений литературоведческой науки и критики: психоаналитического, марксистского, мифокритического, структуралистского, постструктуралистского и т.д. При всем многообразии концепций исследователи, как правило, сосредоточивают внимание на каком-нибудь одном аспекте наследия Элиота. В этом смысле все исследования можно условно разделить на несколько групп.

В первую группу (статей и монографий) мы включаем работы, посвященные исключительно толкованию художественных текстов Элиота. Исследователи (Клинт Брукс, Роберт Лангбаум, Гровер Смит и др.) анализируют образную систему, поэтическую форму, принципы включения Элиотом в свои произведения различных цитат и аллюзий. Эстетические взгляды самого поэта освещаются ими крайне скупо или вообще игнорируются.

Следующий круг работ объединяет интерес именно к литературно-критическим и культурологическим взглядам Элиота. В них осмысляется сама теория Элиота, выявляются ее философские источники, ее эволюция. Что же касается стихов, то они привлекаются в данном случае оказионально, исключительно для того, чтобы проиллюстрировать те или иные теоретические положения.[7]

К этой же группе, о которой идет речь, следует, на наш взгляд, отнести научные труды, где дается типологический анализ литературы ХХ в. В рамках этого подхода теория литературного творчества, разработанная Элиотом, соотносится с концепциями его современников, наиболее видных представителей поэзии англоязычного мира: Э.Паунда, У.Б.Йейтса, и др. Большая часть такого рода исследований, тесно связанных с культурологией, приходится на 80-е и 90-е гг. Среди них наиболее значимыми для элиотоведения являются монографии К.Крэга С.Шварца, Мод Эллманн, Джеффри Перла, П. Моррисона, П.Мейзеля.[8]

Выделим еще одну группу элиотоведов, которые проводят в своих трудах целостный анализ творчества Элиота, совмещая последовательный разбор всех поэтических произведений и одновременно исследование его теории поэзии. Эти фундаментальные монографии, авторами которых являются известные в англо-американской филологии ученые: Ф.О.Маттисен, Дж.Уильямсон, Н.Фрай[9]. К этой же группе относятся две наиболее значительные в отечественном литературоведении монографии: “Модернизм в литературе США” А.М.Зверева и “Английская поэзия ХХ века” Г.Э.Ионкис. Как видно уже из названий книг, творчество Элиота не является единственным предметом исследования этих авторов, а рассматривается как часть литературного процесса начала ХХ века, в одном случае - в США, в другом - в Англии. Отечественными учеными предпринята важная, на наш взгляд, попытка дать целостное представление о творчестве Элиота, выявить наиболее существенные аспекты его теории литературы и художественной практики. К сожалению, в указанных работах научный анализ порой подменяется оценочными формулировками в духе советской идеологически ангажированной критики. В частности, в своих выводах касательно значения творчества Элиота исследователи опираются на широко распространенное в отечественном литературоведении противопоставление “реакционного” модернизма “прогрессивному” (и потому художественно значимому) реализму. Снисходительное замечание, которое делает Г.Э.Ионкис в адрес Т.С.Элиота, ссылаясь на соответствующую традицию, со всей очевидностью подтверждает нашу мысль: “Советская критика единодушна как в признании масштабности таланта Элиота, так и в том, что модернистские идейно-эстетические позиции закрепощали этот талант, сужали и ограничивали возможности художника”[10].

Вместе с тем высказанное нами соображение ни в коей мере не умаляет научной ценности данных исследований. Оно скорее адресовано эпохе, которая вынуждала ученых оценивать те или иные литературные явления в определенном идеологическом ключе. Что же касается самих исследований, то их можно назвать важнейшими вехами, своего рода основой будущего российского элиотоведения.

Подводя итог нашему обзору, еще раз отметим, что все отдельные аспекты творчества Элиота фактически изучены. Тем не менее многие исследователи забывают одно из фундаментальных положений Элиота, утверждающее неразрывное единство в художнике поэта и критика. Естественно, что для художника в высшей степени рассудочного в своей творческой деятельности, каким был Элиот, констатация такого рода единства означает осознание связи собственной критики и собственной поэзии. Однако обнаружить все нюансы этой связи не так легко, как кажется на первый взгляд. Конечно, критические эссе Элиота, посвященные наиболее общим проблемам искусства, такие как “Традиция и индивидуальный талант”, “Назначение критики”, “Совершенный критик”, “Социальное назначение поэзии”, читатель может рассматривать как творческие манифесты. Но вместе с тем читатель обратит внимание на то, что основная часть эссе посвящена вопросам, большей частью далеким от проблем современного искусства, например, принципам поэтики Данте, елизаветинских драматургов, поэтов метафизической школы и т.п.

Обнаружить единство в статьях Элиота, их общую методологию, а уж тем более и связь с его поэзией крайне затруднительно. В данной книге мы попытаемся доказать, что вопросы, которые поднимает в своих эссе Элиот, имеют отношение более к его собственной поэзии, чем к какой бы то ни было другой. Его теорию не только можно, но и необходимо осмыслять как автоинтерпретацию. Но вышесказанное вовсе не означает, что мы склонны всерьез рассматривать утверждение некоторых критиков, будто Элиот произвольно трактует многих авторов, в частности поэтов-метафизиков, приписывая им свойства и принципы собственной поэтики. Вопрос о правильности/ложности тех или иных суждений нельзя путать с вопросом об их произвольности. Нам представляется неправомерным называть трактовки, предложенные Элиотом, произвольными. Ведь они покоятся на определенных методологических основаниях, на общих принципах подхода ко всем литературным произведениям, принципах, которые Элиот никогда не нарушал. В этом смысле он был объективен.

Вполне естественно, что имея представление о классической норме поэтического языка, представление, теоретически обоснованное во многих эссе, Элиот стремился его воплотить в своих стихах. С другой стороны, поэтическая практика (т. е. создание поэтической формы) служила своего рода контролирующим моментом для критической теории. Она во многом уточняла и изменяла теоретические воззрения Элиота. Таким образом, поэзия и литературная критика Элиота всегда дополняли друг друга.

Мы затронули вопрос об отношении критики и поэзии на уровне формы, но такого рода связь можно проследить и на уровне проблематики произведений Элиота и заложенных в ней философско-этических представлений. Последние настолько слились с поэтической формой, что абстрагировать их крайне затруднительно. В своей книге, посвященной творчеству Элиота, Нортроп Фрай, начиная разговор о поэме “Бесплодная земля” , приводит замечательную фразу У.Б.Йейтса: “Философия поэта есть его образная система”.[11] Соответственно для постижения мировидения Элиота необходимо проанализировать образы, возникающие в его стихах. Но наше понимание будет неполным, если мы проигнорируем критические взгляды Элиота, ибо они так же, как и поэзия, косвенно отражают его восприятие мира и человека. Те взгляды, которые автор “Бесплодной земли” высказывал в отношении поэтов и критиков, дадут ученому возможность уточнить элиотовскую концепцию человека и мира в целом.

К сожалению, поэт, получивший в Гарварде прекрасное философское образование, не оставил нам ни одной зрелой философской работы. Элиотоведение располагает только его несколькими студенческими сочинениями, которые посвящены частным проблемам антропологии и философии, и диссертацией о философе-неогегельянце Ф.Г.Брэдли. Составить представление о мировидении поэта, ориентируясь на данные работы, практически невозможно, и единственным источником “объективной информации”, к которому ученый может апеллировать, остается эссеистика Элиота. Наши рассуждения о взаимосвязи критики и поэзии выявляют некоторые недостатки в исследовании творчества Элиота. Интерпретация исключительно критических взглядов поэта в отрыве от его творчества представляется нам малопродуктивной. Ведь литературная теория Элиота, взятая вне его стихов, воспринимается как набор догм, ограничивающих творческую индивидуальность, и “как призыв к литературному консерватизму”[12]. Нельзя также признать удовлетворительным анализ элиотовских текстов без учета критической теории. Такого рода исследования зачастую произвольно интерпретируют поэтические произведения Элиота.

Существует ряд работ, где, как уже было отмечено, проводится анализ критики Элиота и его поэзии. Однако некоторые из авторов данных исследований, осуществив разбор теории Элиота, все же рассматривают его стихи, не принимая ее во внимание. Эти ученые, как правило принадлежат к определенной литературоведческой школе, выработавшей универсальный подход к любому тексту. Исходя из методологии своей школы, они анализируют художественные произведения, вынужденно пренебрегая суждениями самого автора.[13]

Все вышесказанное подтверждает тот неоспоримый факт, что полностью адекватным может быть лишь комплексный анализ наследия Элиота, устанавливающий соотношение поэт - мыслитель (поэт - критик). Из всех известных нам монографий такой подход очевиден лишь в работах Э.Дрю и Е.Ганнер.[14] Он дает нам не только целостное осмысление поэтического творчества поэта, но и проясняет темы, мотивы и образы его стихов, не допуская их произвольного толкования.

Предлагаемая работа ставит своей целью показать взаимообусловленность элиотовской теории и поэзии на примере центрального произведения Элиота 1920-х годов, поэмы “Бесплодная земля”.

Прежде, чем обратиться непосредственно к теории Элиота, сделаем еще одно методологическое замечание. Вполне очевидно, что автор “Бесплодной земли” эволюционировал не только как поэт, но и как теоретик. Менялись интересы Элиота. Сугубо поэтические проблемы уступали место этическим, культурологическим. Однако многие положения его концепции, сложившейся в начале 1920-х годов, остались неизменными и лишь уточнялись.

Соответственно ученый может анализировать поэтическую теорию Элиота 1920-х годов либо ограничиваясь эссеистикой этого периода, как это делает С.Шварц и К.Крэг, либо привлекая более поздние эссе. Последний подход нам кажется оправданным, ибо он дает возможность точнее сформулировать некоторые положения теории и установить взаимосвязь ее положений. Но мы будем обращаться исключительно к тем эссе позднего Элиота, в которых не подвергаются переосмыслению концепции, высказанные в статьях 20-х годов. Любое изменение во взглядах Элиота всякий раз будет нами оговорено.